homobio

ХБО - хомобиотический оборот - это оборот биогенных веществ, энергии и информации, направляемый человеком разумным.

1300 ГАП

1300-й ГАП

Счастлив я, что не мучает совесть,

Не был я ни делец, ни подлец,

И всегда, сквозь последнюю новость,

Слышал, что говорил мне отец:

Будь всегда – пусть не сильный, но смелый,

И живи, как живут на Руси,

Силы кончились – значит, не делай,

Никого ни о чем не проси…

1300 ГАП – это 1300 гвардейский артиллерийский полк, которым отец командовал во время Великой Отечественной войны, так что о русско-еврейской дружбе во времена Великой Отечественной войны я знаю не понаслышке.

Как-то в начале 50-х годов прошлого века отец получил письмо из города Калинина от бывшего полкового врача капитана Бухны. Отец показал письмо мне. Того, что написано было в письме я не понял, я только запомнил фразу: «Вы не только преданный член партии, но и верный сын своего народа». Я тогда даже не понял, что под словом «своего» Бухны имел в виду «еврейского» народа.

Отец ответил, и тут же получил письмо от жены, уже вдовы бывшего капитана. Военный врач умер. Я тогда по малолетству ничего не знал о деле врачей. Может, дело врачей коснулось Бухны напрямую, он тогда был главным врачом в какой-то больнице города Калинина, а может быть и не напрямую – сердце не выдержало. Отец тогда ничего объяснять мне не стал.

Когда Сталин умер, я рыдал как ребенок, да я и был ребенком, мне тогда только-только исполнилось 12. Меня поразило, что отец смерть Сталина воспринял с плохо скрываемой радостью.

Отец в то время был подполковник в отставке. До войны он был капитаном и командовал полковой школой где-то под городом Куйбышевом.

Всю войну отец провел на фронте. В 1942 году он уже командовал полком и был подполковником. Полковника он так и не получил, хотя на фронте существовало правило – присваивать очередное звание каждые пол года. В 50-м году, в возрасте 40 лет, отец со всеми регалиями вышел в отставку.

Много позже, где-то в конце 50-х, уже после разоблачения «культа», когда военным опять разрешили встречаться, отца пригласили в Ленинград на празднование дня Победы. Отец захватил меня.

Когда мы вышли из вагона на Ленинградский перрон, отца окружили немолодые мужчины. Они его обнимали, целовали, один из них, однорукий, плакал. Потом отца подняли на руки и понесли.

Потом было застолье. Тосты, песни военных лет, воспоминания.

Отец как-то сразу изменился, подтянулся, помолодел. Он опять был командиром 1300-го гвардейского артиллерийского полка. Он опять был окружён почитанием и любовью. Искренней любовью мужественных, много переживших людей. Понимавших, кто такой Абрам, и что он для них сделал. Для меня это было настолько удивительным и настолько искренним. Как они удивительно пели!

Выпьем за тех, кто командовал ротами,

Кто погибал на снегу,

Кто в Ленинград пробирался болотами,

Горло ломая врагу.

Да, это были они, кто командовал ротами. Было видно, что никто из них в сегодняшней жизни не преуспел. И то военное, где они проявили себя в полной мере, было святое и настоящее, а сегодняшнее – мираж, о котором они ничего не рассказывали.

С этого момента у меня прорезался интерес к рассказам отца. У него и его однополчан был звёздный час, о котором они часто говорили, это была удивительная страница, не вошедшая в историю Великой Отечественной войны. Когда много лет спустя командир Таллинской бригады генерал Скоробогатов написал в книге “Однополчане”, что первым в Таллин вошёл эстонский корпус, отец его спросил: как ты мог это написать, ведь ты-то знаешь, что первым в Таллине был 1300-ый. Скоробогатов ответил: так надо Истории. В ежегодных встречах однополчан Скоробогатов участия не принимал.

Формулировку “так надо Истории” отец запомнил. Но несправедливость этой “Истории” мучила его. И вот однажды он решился “исправить” эту Историю. Готовились торжества по случаю какой-то годовщины освобождения Таллина. Отец тоже готовился к ним. Он исписал кучу листов бумаги. Отец был хороший рассказчик, но с грамотностью у него было не очень. Единственная художественная книга, которую он прочитал, была “Наука побеждать” А. В. Суворова. К тому же у отца была сверхзадача: как рассказать правду и не обидеть Историю. Он был членом ВКП (б) с 1933 года и членом искренним. Отличник боевой и политической подготовки.

Наконец текст выступления был готов. Постороннему, конечно, понять что-либо из этого текста было невозможно, вернее не совсем было понятно, и нигде напрямую не было сказано, что первым в Таллин вошёл 1300-ый ГАП, но его однополчане, которые приедут на юбилей в Таллин, поймут: он “это” сказал. Кончилось, правда, тем, что на торжествах выступил член ЦК и министр МВД Чебриков, потом первый секретарь Эстонии, потом ещё кто-то. В общем, до Абрама дело не дошло. Вечером, когда однополчане спустились вниз, чтобы поужинать в ресторане гостиницы, их сперва, с перепугу, пропустили, благо, груди у них от кадыка до пупка были завешаны орденами и медалями, но потом, когда выяснилось, что пригласительных билетов у них нет, им сказали: “Здесь празднуют освобождение Таллина” — и отправили ужинать в ближайший ресторан.

Командование 1300-м гаубичным полком отец принял весной 44-го.

По рассказам отца и его однополчан, дело выглядело примерно так. План Верховного Главнокомандования по освобождению Таллина отцу был, конечно, неизвестен, но намерение немцев удирать он “вычислил” довольно просто: изменилась частота стрельбы немецких орудий. К примеру, “до того” они стреляли с частотой два снаряда в минуту, а тут сразу пять. С чего бы это? И точно. Посреди ночи отца разбудили: “Немец ушёл”.

Пехотой в минных полях были сделаны проходы, куда все и устремились. 1300-ый Гаубичный полк входил в состав Ленинградской дивизии Резерва Главного Командования и был оснащён американскими студебеккерами. Дороги в Эстонии хорошие – почти Европа – и к вечеру того же дня, а может следующего, 1300-ый ГАП оказался перед городом Таллиным. С пригорка было хорошо видно, как немцы грузятся на суда. У полка не было радиосвязи, и никто не знал, есть ли здесь кто еще из наших. Единственно, кого они встретили, был танк, при этом это был танк другого фронта. Танку одному было неуютно, и он пристроился к хвосту колонны артиллеристов. Щи на столах казармы, которая встретилась им на пути, были тёплые, и не очень было понятно, кто собирался ими отобедать.

Полк занял круговую оборону. Ночь прошла спокойно. Утром 1300-ый ГАП вошёл в Таллин. Наших частей в городе не было. Потом, через несколько дней, к отцу приехал особист снимать показания: а не в плен ли ты, Абрам, хотел сдаться? Отец шепнул своим, и в машину особисту были поставлены ящик с французским коньяком и ящик с французским шампанским. На этом, вроде бы, инцидент был исчерпан. Полк и отец получили по ордену Александра Невского, а бригада получила название «Таллинская». Как предполагает отец, где-то рядом были танкисты, но в город их не пустили.

Потом, во время одного из балов победителей, на котором собрали всех артиллеристов от командиров полков и выше, маршал артиллерии Казаков поднял тост за солдат, вынесших всю тяжесть войны. Он сказал, здесь их представляют командиры полков и что хотел бы посмотреть на храбрейшего Абрама Моисеевича Шапиро и попросил того выйти на сцену. Для отца это было как гром среди ясного неба. Маршал сказал ему: воевал ты хорошо, посмотрим, как пить умеешь и налил полный фужер водки. Отец, конечно, выпил. Рядом с отцом за столиком в зале сидела мать, и этот фужер водки стал семейной легендой. Отец всегда добавлял: “Знал, что еврей, думал – пить не умею”.

Вскоре отец получил и разгадку, откуда Казаков знал про его скромную персону. На какой-то из очередных пьянок, полковник, начальник политотдела дивизии, сказал: что ты расхвастался, если бы не я, тебя бы вообще арестовали.

Оказалось, в конце 44-го года отца хотели арестовать и начальник политотдела ездил к особистам: мол, если вы у меня лучшего командира полка арестуете, с кем я воевать буду, подождите до конца войны.

Как видно, дело дошло до самого Казакова. А дело было непростое. Перед самой войной отец на рынке в г. Куйбышеве встретил землячку из еврейского местечка Юховичи, обрадовался и привёл домой. Конечно, расхвастался перед ней – к тому времени он уже был капитан и начальник полковой школы.

— Ты что и в партию вступил?

Нет,— тут же отреагировала мать. (Мне было тогда где-то два-три месяца, и я тоже был предметом отцовского хвастовства, как-никак, а родился 23 февраля, в день Красной Армии.)

- Как нет, вот,— и отец выложил на стол красную книжечку.

Землячка написала донос, в котором указала, мол, не только его отец был самым богатым в Юхновичах и держал лавку, но и старший брат его сбежал от советской власти и открыл магазин в центре Риги.

На собрании отца исключили из партии, хотя он всё отрицал. Он действительно не знал тогда, и не узнал потом, был ли у его брата магазин. Спасло его то, что началась война и “решение” собрания его друг замполит “похерил”. К 42-му году отец был уже подполковник и командовал полком. Хотя на фронте существовало правило очередное звание давать каждые полгода – полковника, он так и не дождался. 1300-ый ГАП, командование над которым он принял в 1944 году, получил четыре ордена. Орден Боевого Красного Знамени, два ордена Александра Невского и орден Кутузова II степени.

Ордена Александра Невского и орден Кутузова II степени – это полководческие ордена. Орден Кутузова для командира полка, к тому же подполковника вообще не по рангу.

Вот выписка из статуса ордена. Орденом Кутузова II степени награждаются командиры корпусов, дивизий, бригад:

  • За исключительное упорство в противодействии наступлению превосходящих сил врага, удержание занимаемых позиций, с использованием умело организованной системы огня, местности, контрударов живой силы, танков, авиации, с последующим переходом в решительное и успешное наступление;

  • За хорошо организованное управление и создание, в трудной обстановке боя, превосходства сил на решающем участке и достигнутое хорошим взаимодействием жестокое поражение противника;

  • За умелое проведение боя в окружении с превосходящими силами противника и организацию прорыва с выводом своих войск из окружения в полной боеготовности;

  • За организацию умелых действий своих частей, обеспечивших успешную борьбу с превосходящими танковыми или воздушными силами противника, причинивших ему большой урон и вынудивших его к отступлению.

Представление к ордену Кутузова, который отец должен был получить, поскольку этот орден получил его полк, было отозвано Скоробогатовым – командиром бригады, недолюбливавшим отца. Комбриг наказал его за прямое ослушание: отец не стал прокладывать телефонную связь к какому-то из своих дивизионов. Поле, по которому надо было прокладывать связь, простреливалось, у отца с дивизионом была радиосвязь, к тому же он понимал, что ночью они опять двинутся вперёд. Скоробогатов заехал и проверил, как выполняется его приказ, и сказал: меня ты можешь любить или не любить, это твоё дело, а приказы мои я тебя заставлю исполнять.

Надо отметить, что у отца на этот раз на руках был приказ. Второй раз самовольно, как это было при освобождении Таллина, двинуться в тыл к немцам он бы не решился.

Но какой приказ! Артиллеристов посылали на верную смерть. Этот приказ мне найти не удалось. Наверно его не рассекретили.

Как видно вспомнили Талин, вспомнили, что есть-таки гаубичный полк, который умеет ходить по немецким тылам. Отец ждал, что ему дадут звезду героя, а ему дали более высокую награду, орден Кутузова II степени, который до него не дошел. Но полк-то получил орден, которым награждаются корпуса, дивизии и бригады!

Вспоминается подвиг подводника Маринеску, который потопил немецкий крейсер, выходящий как раз из Гдыни, куда как раз и двигались по немецким тылам артиллеристы. Но подводная лодка для того и создана, чтобы из-под воды топить вражеские корабли, а гаубичный полк ходить по тылам никак не приспособлен.

Как-то недавно по телевизору выступал военный историк и сказал, что во взятии Кенигсберга решающую роль сыграла гаубичная артиллерия. Когда на немцев посыпались гаубичные снаряды с запада, они были вынуждены сесть на корабли и оставить Кенигсберг. Я прямо подпрыгнул, я столько раз слышал эту Историю за праздничным столом однополчан. Но в их устах она звучала как-то буднично.

Чаще всего они вспоминали, как они обманули «немца». Как-то ночью гаубичный полк шел по немецким тылам, они вообще передвигались только по ночам, и вдруг разведка докладывает, что из леса им наперерез выдвигается отступающая танковая дивизия. Полк шел без прикрытия и мог стать легкой добычей. Тогда артиллеристы залповым огнем кумулятивными снарядами сымитировали огонь «катюши». «Катюши» — это уже не гаубицы, они легко жгут танки, и, не разобравшись, танковая колонна убралась в лес и дала возможность артиллеристам пройти. Я понял, что успех 1300-го был именно здесь, в умении стрелять. Как-никак перед войной отец был начальником артиллерийской полковой школы.

Однополчане любили отца ещё и потому, что за ордена он не платил солдатской кровью. Солдат и офицеров в полку погибло значительно меньше, чем в других артиллерийских полках.

Кроме ордена Кутузова, которым наградили полк, существует еще одно доказательство похода полка по вражеским тылам. Это книга Скоробогатова «Однополчане». Как я писал, Скоробогатов не любил отца, считал его «выскочкой», но описал тот самый случай, о котором упоминал в письме капитан Бухны. Скоробогатов написал, что 1300-й ГАП освободил концентрационный лагерь под Лауенбургом.

А дело было примерно так.

Ночью, продвигаясь по тылам, артиллеристы вышли на территорию концентрационного лагеря. Это был лагерь, где содержались женщины-еврейки, согнанные со всей Европы. Об этом Скоробогатов, конечно не написал. Дело было, мягко говоря, щекотливым. Полк был еврейским. Вернее офицеры от командиров батарей до командира полка почти все были евреями. К примеру, начальником штаба у отца был майор Коган. Отец не подбирал евреев, но командир дивизии Кознов, когда к нему присылали еврея, не долго думая, отправлял их к Абраму. В отличие от Скоробогатова, Кознов Абрама очень даже уважал и знал: у Абрама Моисеевича «не забалуешь». Бухны тоже попал к Абраму за какую-то провинность. Так вот, капитан Бухны незадолго до смерти в письме благодарил Абрама Моисеевича за предоставленную возможность исполнить самое главное дело своей жизни.

Тогда в Лауенбурге капитан Бухны пришел и доложил командиру полка, что практически все женщины умрут, если им не будет оказана профессиональная медицинская помощь. Женщины от лагерной жизни истощены, а последние дни их вообще не кормили. Несмотря на то, что немцы ушли, а наши еще не пришли, расположенные рядом больницы работают, и единственная возможность их спасти – это развезти по больницам и госпиталям.

И тогда Абрам принимает очень непростое решение, которое могло стоить головы. Он приказывает перегрузить снаряды и освободить один студебеккер, и оставляет капитана Бухны с командой для того, чтобы развести больных по госпиталям.

Вот что означала фраза в письме капитана Бухны: «Вы не только преданный член партии, но и верный сын своего народа».

Напомню, у отца на руках был приказ за подписью, чуть ли ни самого Сталина. К счастью, это дело отцу сошло с рук.

После окончания войны отца понизили в должности: вначале он стал начальником штаба своего полка, потом его в той же должности перевели в другой полк. Обиды отец не держал. Главное, что его не погнали из армии, шло сокращение и, несмотря на открывшийся туберкулёз, его “додержали” в армии до 1950-го года и в возрасте 40 лет он со всеми регалиями ушёл в отставку. Если бы его уволили хотя бы на несколько месяцев раньше, то пенсии он бы не получил, а для семьи это означало голод. Мать училась в КИЖе, коммунистический институт журналистики, вышла замуж и нигде не работала. Последние годы службы отца в армии были фикцией – большую часть времени он провёл в госпиталях. Последняя должность была вообще мифическая – заведующий кафедрой артиллерии в каком-то из Одесских училищ. Квартира у нас была в Бендерах, где мы и остались жить после его выхода в отставку. Думаю, в том, что отцу дали дослужить, есть “рука Казакова” — надо помнить, это было не только время сокращения армии, но и время разгула антисемитизма. Евреи-врачи, которых арестовали в Бендерах, исчезли бесследно. Как-то в это же время мы с отцом брали хлеб в буфете. Какой-то шофер протянул через голову отца деньги — торопился, хотел взять хлеб, на что отец спокойно заметил: «Я уже заплатил — получу хлеб, а потом и ты получишь» — и услышал: «А ты, жидовская морда, вообще, молчи».

Отец, который был на голову ниже шофера, жестко ударил его в челюсть, шофер упал, а у отца горлом пошла кровь. Самое удивительное, что шофера посадили – была такая статья «антисемитизм», а евреев в это время сажали за “космополитизм”.

Нас в семье растили интернационалистами. Еврейского языка и вообще ничего еврейского мы не знали. Больше того, когда я закончил школу, и стал поступать в физтех, а потом в МИФИ, я никак не мог поверить, что мои неудачи на приёмных экзаменах напрямую связаны именно с национальностью. Отец тоже не верил, что это из-за антисемитизма. Да, считал он, антисемитизм есть, но он никак не может коснуться его сына. Я был упрям и опять поступал и дождался-таки того, чтобы мне всё сказали прямым русским языком.

В Бендерах, куда мы приехали в 1947, году было чуть ли не 30 процентов евреев. Бендеры были румынской территорией и евреев здесь не убивали. Мост через Днестр был для евреев границей жизни и смерти.

Мне рассказала Алла Айзеншарф, за проезд через эту границу евреи платили и её мать, продав всё, наскребла денег, чтобы оплатить стоимость жизни своей и старшей сестры Аллы, их внесли в список. Аллу везли нелегально: спрятали под таз и забросали тряпками. Немцы заставили всех евреев выйти из машины — сверили со списком, потом один немец залез в машину, сбросил тряпки с таза и ногой ударил в таз. Таз поехал и упёрся в борт. Алла была настолько лёгкой, что немец не почувствовал, что там под тазом что-то есть.

За те несколько лет, что мы прожили в Бендерах, бендерские евреи научились говорить по-русски без акцента, и стали неотличимы от русских.

Выясняется, что между русским и евреем нет серьезных барьеров, что даже иерархия ценностей у нас совпадает: на первом месте у русского традиционно стоят общечеловеческие качества (доброта, доблесть, мужество), а уже потом ум и образование, у еврея на первом месте – ум и образование, а потом уж, «чтобы и человек был хороший». К примеру, местечковому еврею выдать дочку за сына раввина было куда почетней, чем за миллионщика.

Богатство в иерархии ценностей наших народов стоит на третьем месте.

Этим мы с вами отличаемся от европейцев и уж тем более, от американцев.

Сегодня российским народам пытаются навязать европейскую иерархию ценностей, где на первом месте деньги.

Надеюсь, что «прививка», позволившая евреям в течение 20 веков сохранить свою культуру, пригодится и российским народам в противостоянии чуждой и противоестественной европейской иерархии ценностей.

Антисемит, конечно, может возразить: главные-то «миллионщики» – это Абрамович, Березовский, Ходарковский и другие евреи.

Да,— скажу я, они – евреи, но они не являются носителями еврейской культуры, точно так же как антисемит не является носителем русской культуры.

Русская культура, как и русский язык, стоят в мировой истории особняком, и это объясняется не только русской историей, но и русской географией.