31. Берег Маклая В природе нет раба, Как нет и господина, Как нет добра и зла, Живое всё — едино. Можно представить насколько нелепо для российского естествоиспытателя Николая Николаевича Миклухо-Маклая звучало письмо литератора Льва Николаевича Толстого: «Вы первый несомненным опытом доказали, что человек везде человек, то есть доброе общительное существо, в общение с которым можно и должно входить только добром и истиной, а не пушками и водкой, и Вы доказали это подвигами истинного мужества». Николай Николаевич был российским естествоиспытателем, а не «рыцарем без страха и упрека», и никаких «подвигов» не совершал. Он был этнограф и изучал коренное население тропических островов, отделенных от цивилизации океаном и потому сохранивших обычаи племен каменного века, и интерес Маклая оказался выше страха, который он несомненно испытывал. И несомненное мужество, и здравый смысл, и любовь, с которой он шел к этим одолеваемым страхом первобытным людям, помогли преодолеть этот взаимный страх и отчуждение. И радостей на долю первооткрывателя, преодолевшего недоверие столь далеких первобытных людей, выпало больше чем страха и опасностей, если он пишет, что «ни к одному уголку земного шара, где мне приходилось жить во время моих странствий, я не чувствую такой привязанности, как к этому берегу». Для естествоиспытателя Миклухо-Маклая, как и для естествоиспытателя Докучаева, очевидно, что в природе нет «добра и зла». Трагедия поджидала Маклая потом, когда на берег Маклая пришла «цивилизация». Маклай пытался, если не остановить «цивилизацию», то хотя бы уменьшить свою долю вины за ее вторжение. С одной стороны, он пригласил к себе представителей от каждой деревни и объяснил им, что, вероятно, другие люди, такие же белые, как и он, с такими же волосами, в такой же одежде, прибудут к ним на таких же кораблях, но очень вероятно, что это будут другие люди, чем Маклай, посоветовал им никогда не выходить навстречу белым вооруженными и посоветовал — при появлении судна посылать своих женщин и детей в горы. С другой стороны, отправляясь в очередное путешествие, он настоял на том, чтобы в его контракт с капитаном шхуны был включен такой пункт: «Если мистер Маклай будет убит туземцами одного из островов, капитан Вебер обязуется не чинить никаких насилий над ними под предлогом наказания». Пытаясь предотвратить неразумные действия, Миклухо-Маклай обратился к британскому Комиссару Австралийского Союза: « Я решил возвысить голос во имя прав человека и привлечь ваше внимание к опасности, которая угрожает уничтожить навсегда благополучие тысяч людей, не совершивших иного преступления, кроме принадлежности другой расе». Маклай оказался прав, когда сказал островитянам, что идущие за ним белые люди будут «другие люди», и телеграмма протеста Миклухо-Маклая не помешала Бисмарку оккупировать берег Маклая, как труды Миклухо-Маклая по этнографии не помешали Гитлеру согнать в лагеря и уничтожить всех цыган, вся вина которых заключалась в том, что они другие. «Открытие» Маклая состоит в том, что мы с вами от людей каменного века отличаемся только условиями проживания и никаких других отличий Миклухо-Маклай не обнаружил. Трагедия российского этнографа Маклая во многих деталях совпадает с трагедией российского почвоведа Докучаева, и труды выдающегося этнографа так же мало помогли народностям Российской империи, как труды выдающегося почвоведа — российским почвам, и печальным примером тому — трагическая судьба малых народностей российской империи и не менее трагическая судьба российских почв. |